|
Внимание! Данный текст предназначен для людей верующих и крепких Духом. После прочтения этой книжечки я ощутил присутствие Славика. Не зримо, по Духу поинтересовавшегося, есть-ли у меня проблемы? Вот только с носом. В носу у меня от долгой работы с токсичной химией сгорела какая-то перегородка. В результате постоянно закупоривалась то одна сторона - то другая, из-за этого зимой гарантированная простуда. "Хорошо"- сказал Славик. Даже будучи давно в православии я не поверил. Простите проверял года два. Исцеление полное. Так что в книге всё ПРАВДА ! Р.Б.Сергей
Пути Господни неисповедимы
«...Ах, мама-маменька, я уж не маленький! Ах, мама-маменька, мне много лет!..»
Однажды, распевая эти слова из песни, Славик подошел ко мне и, глядя на меня своим пронизыва¬ющим взглядом, очень серьезно сказал: «А знаешь, мамочка, мне ведь и вправду много-много лет. Можно сказать, я очень старый!» Он рассказал мне, что помнит себя до рождения. Что была полотняная дорога. Огромная скорость. Остановка у глубокой пропасти (бездны, из которой не выбраться). Увидел рядом с собой огромного человека в темной, похожей на монашескую, одежде. На самом кончике его указательного пальца висела маленькая, горящая лампадка. Случайно отогнувшийся чуть-чуть край одежды открыл ослепительный свет, на который невозможно было смотреть. Этот человек спокойно перешагнул через пропасть и, остановившись на той стороне, посмотрел на Славика и сказал: «Прыгай!» Славик говорит: «Я, разбежавшись, прыгнул и еле-еле удержался на противоположном краю пропасти. Затем, уже очутившись один, прошел немного вперед, свернул в сторону на какую-то твердую, темную дорогу, как бы в тоннель, и ... оказался у тебя». Помнит, как он собирался сюда, к нам. Как Пресвятая Троица и Ее друзья дали ему понемногу от Себя силы, и он отправился сюда к нам на землю, чтобы помогать людям, спасаться. «А когда я вернусь обратно, — говорил Славик, — и буду показывать Им свои раны, Они спросят: "Как ты все это пережил?" – и будут меня за что-то очень благодарить». Когда Славик умирал, этот же самый человек являлся Славику в видении. Славик говорит, что этот человек сидел на табуретке в каком-то зале. Так же на кончике его пальца висела лампадка, но уже угасающая. Это видение было за несколько дней до Славочкиной кончит.!. Еще Славик говорил: «Когда вы узнаете, кто я есть на самом деле, то сначала испугаетесь, оттого что так запросто обращались со мною, а потом будете мною гордиться, и мне многие сильно позавидуют». Главным предназначением Славика была борьба со злыми духами. Он иногда просил меня, чтобы домашние его не беспокоили, поскольку ему необходимо отдохнуть и набраться силы для борьбы с духами злобы. Потом он по нескольку часов лежал неподвижно, как бы обмерший. Я осторожно наблюдала за ним, проверяя, дышит он или нет. После этого он вставал очень уставший, как после тяжелой, продолжительной работы и просил покушать. Очень много странного и непонятного для меня происходило с ним. Что-то он объяснял, а иногда говорил, что мне это знать нельзя или неполезно. Наша родословная Если кому-то будет интересно знать, какого мы с мужем роду, так мы и сами не знаем точно. Моя мама мне сказала, что наш род — по-морские староверы, раскулаченные, гонимые, дошедшие до Красноярского края, где я и родилась в Боготольском районе. Фамилии они меняли, чтобы их меньше трогали. Шло время. Кто-то умер, кто-то погиб на фронте, чей-то след потерялся в застенках советских концлагерей. Наш род очень сильно по-страдал от советской власти. Из предков моя мама помнит только свою бабушку Грушу — жену деда — настоятеля православного храма, которая помогала людям молитвой, святой водой и иконой, привезенной из Иерусалима, и, кроме того, принимала роды. А дедушку вместе с диаконом отправили на каторгу в Нарым. Больше его не видели, а мама его не помнит. Я помню свою бабушку Фотинию, дочь этой супружеской пары, тоже постоянно молящуюся и строго постящуюся. Она могла ломоть черного хлеба и маленькую бутылочку воды проносить в кармане фартука весь Великий пост, употребляя от этого малую часть. Муж бабушки Фотинии (мой дедушка) был старше ее на 30 лет. Он еще за Царя воевал, пришел с войны контуженный, а бабушка помогла ему молитвами и лечила травами. Жили они очень бедно, но свое офицерское достоинство дед и в бедности сохранил. Моя мама по воспитанию уже больше советская женщина, но все равно ходит в храм и молится Богу. Корни моего мужа Московские. Их род идет от Крашенинниковых. Мой муж помнит своего деда — Крашенинникова Михаила, лауреата Сталинской премии. Он по доносу был с семьей сослан в поселок Водный, Ухтинского р-на. Бабушка была артисткой. Отец моего мужа — офицер, мать — бухгалтер. Может, кто еще в Москве и живет из Крашенинниковых, но я такой информацией не владею и их отношение к Православной вере мне не известно. Наша семья состояла из 4-х человек: мой муж, Крашенинников Сергей Вячеславович — военнослужащий; я, Крашенинникова Валентина Афанасьевна — домохозяйка; старший сын Константин (был еще ребенок, но он умер в роддоме) и наш младший сын — Славик. Родился он 22 марта 1982 года в гор. Юрга Кемеровской области, а умер в неполные 11 лет. Славик перевернул не только нашу жизнь, но и изменил жизнь многих окружавших нас людей. Он же укрепил нас с мужем в Боге. Помню, когда мы первый раз были в монастыре, в Свято-Троице-Сергиевой Лавре, священник вышел к большому скоплению народа, среди которого были и мы, и, показав на нас, сказал: «Видите, люди, как времена изменились? Раньше родители везли детей в монастырь, а теперь дети везут родителей». Нам было очень стыдно. Теперь Славика с нами нет (его взял Господь), но воспоминания о нем живы. Рождение «Странности» начались перед Славиным рождением. Однажды под утро, за месяц до его рождения, мы с мужем проснулись от какой-то дивной, громкой музыки, лившейся как бы с потолка. Музыка была очень мелодичной, нежной, необыкновенной. Словом — неземной. На будильнике было 4 часа 50 минут. Появилось чувство страха... Что происходит? Ведь так же не бывает! (как у нас в советское время было принято думать). Я еле дождалась утра и побежала к соседке — православной столетней старушке, жившей в нашем подъезде, — спросить: что бы это значило? Она ответила мне, что человек хороший должен родиться. Я на этом успокоилась. Следующее удивление было в роддоме. Это случилось перед нашей выпиской. Всем мамам принесли детей для кормления, а мне нет. Я сильно испугалась за Славика, так как три года назад в этом же роддоме перед самой выпиской у нас умер ребенок. Но вдруг распахиваются двери (обе половинки), и с моим ребенком на руках входит в белоснежных одеждах не то врач, не то медсестра — как будто из хирургической операционной, лет 16-17, в тканевых сапогах, в халате до сапог, колпак до бровей, лицо покрыто марлевой повязкой. Видны только глаза, не поддающиеся никакому описанию. Подавая мне ребенка, она тихонько сказала: «Ребенок родился весь в родинках», — и ушла. Голос был нежный девичий, очень тихий, но полный силы и власти. Когда детей забрали, я еще пошутила, сказав женщинам: «Видели, кто мне принес ребенка?», но с большим удивлением услышала в ответ, что никто ее не видел, а видели только ребенка на моих руках. Да и сестрички такой во всем роддоме не оказалось. Я бы, может, и забыла этот случай, но когда начинала мыть Славика, сразу вспоминала ее: «Почему она сказала про родинки? Ведь их вовсе нет!» В голове возникала мысль: «Она молодая и ничего не понимает». Но через три года появились родинки в виде веснушек по всему телу. Начало жизни Когда мы из роддома прибыли домой, к нам в гости пришла соседка. Разглядывая младенца, она сказала, что у нее возникает такое чувство, будто он видит ее насквозь и что она побаивается его «пронизывающего» взгляда. Да и у меня самой впоследствии возникло такое же чувство. Когда Славику было три месяца, мы пошли к невропатологу на прием. Осмотр ребенка невропатологом тогда был обязательным. Женщина-врач, оказавшаяся в кабинете вместо нашего невропатолога, на короткое время куда-то отлучившегося, осмотрела Славика и сказала: «Ребенок родился с тонкой нервной психикой и ему нельзя делать прививки». И сделала по этому поводу запись в медицинской карточке. Впоследствии, желая получить от нее консультацию, я не могла ее нигде найти. Оказалось, что такого невропатолога никто не знает. Она, как и та роддомовская «медсестра», бесследно исчезла. Врачи впоследствии недоумевали по поводу этой записи в медицинской карточке, но прививок не делали — лишь одна прививка, от оспы, была сделана ему еще в роддоме. Славику не было еще и года, когда моего мужа перевели служить в Германию (в группу советских войск), и мы переехали за ним. Отпуск решили провести в Одессе. Когда Славик увидел в Одессе недалеко от вокзала храм, он начал рваться туда и громко плакать. На уговоры не реагировал. Мужу пришлось стоять с багажом и ждать, пока мы ходили в храм. В храме было безлюдно, застали только настоятеля и старушку-уборщицу. Увидев стремление ребенка к Богу, батюшка посоветовал срочно его покрестить. Я из рода верующих, потому знала и помнила, что над всеми нами есть Пресвятая Троица. После слов батюшки я за-переживала, да и поняла, что с моим сыном что-то не так. Но «современность» Одесских храмов мне не внушала доверия. Я с детства знала другую — старинную церковь, с настоящими иконами, с настоящим батюшкой, и решила покрестить сына в такой церкви, руководствуясь внутренним чувством. В очередном нашем отпуске в гор. Тайга Кемеровской области Славик принял крещение. Батюшка разрешил ему самому выбрать себе нательный крест. Славик выбрал самый большой крест — недетский. Первое, что сказал Славик после крещения, было: «А знаешь, мамочка, Бог есть!». Отошел в сторону, потом вернулся и опять повторил: «А Бог и правда есть!». Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что Славик читает и знает мои мысли. Если я чем-то была озабочена, то Славик, как бы невзначай, давал мне ответ. Я долго считала, что это просто совпадения. Во время заграничной командировки у нас были друзья: Андреску Манфред, его жена Здена и их дочь Яры. Будучи у них в гостях, Славик лазил по деревьям. Упав с небольшого дерева, он ударился о землю и его отвезли в госпиталь. Врачи сказали, что рентгеновский снимок ничего особенного не показал. Если что-то и есть, то только легкое сотрясение мозга. Но Славику становилось все хуже и хуже, и он в госпитале потерял сознание. Я всю ночь продежурила возле него. Врачи больше ничего не предпринимали. Очнулся он только утром. Когда он очнулся, то вскочил и, не обращая на Меня внимания, выбежал из палаты, побежал по коридору, начал открывать все двери и заглядывать, кого-то разыскивая. Я пустилась его ловить, думая, что так проявляются последствия падения, но он вырывался из моих рук и снова кого-то искал. А когда я, наконец, поймала его и прижала к себе, то он, как бы очнувшись, узнал меня и спросил: «А где все? А где они?» Я спросила: «А кто — они? Кого ты ищешь?» Но он сказал: «Ничего-ничего, мамочка», — и вошел в обычное состояние. Славику было, чуть больше пяти лет, когда мы переехали к новому месту службы на Урал. Жить было негде, и я с детьми поехала к своей матери в Кемеровскую область, а муж остался жить в лесу, в палатке при сборах призывников запаса, поскольку мест в гостинице не было. Я сильно переживала за мужа. Славик, видя мое состояние, вдруг подошел и с какой-то странной уверенностью сообщил мне, что нам дадут трехкомнатную кварти¬ру — ему об этом было «сказано»... Я была ошеломлена — не тем, что нам дадут квартиру, а тем, что ему это кто-то сказал. Я спросила сына: давно ли с тобой «разговаривают»? Он ответил, что, сколько себя помнит, всегда с ним разговаривает один и тот же голос. Однако вскоре нам вдруг действительно дали квартиру. Я сразу повела Славика по врачам. Врачи ничего особенного не обнаружили. Хотела устроить Славика в детский сад, чтобы пойти на работу, но он постоянно говорил о Боге, и я оставила его дома, тем более, что, когда Славику исполнилось пять с половиной лет, я от него узнала, что он любит Бога больше всех, что слышит женский голос, который ему все рассказывает, что этот голос живой, а наши голоса рядом с ним словно мертвые, что он видит прошлое, настоящее и будущее. Школьные годы Когда Славику исполнилось семь лет, он пошел в школу. Ему, кроме Бога, ничего не надо было и он сразу в школе начал детям рассказывать о Боге. Первой учительницей у Славика была Ирина Абрамовна, которая жила в нашем подъезде. И вот Славик, сидя на уроке, тихонько ей говорит, что видит маленькую девочку у нее в животе. Та не поверила, но врачи подтвердили ее беременность. По школе пошли слухи о нем. Любопытные начали расспрашивать его, а он им рассказывал все, о чем они его спрашивали. Разговоры пошли по городку, и я вынуждена была обратиться в церковь гор. Миасса к священнику о. Владимиру Землянову. Отец Владимир со Славиком о чем-то поговорили у иконы Божьей Матери; мне не позволено было слушать. Священник, как и та столетняя бабушка, сказал мне, что мой сын — хороший человек. Вскоре «зашевелились» местные колдуны. Моего мужа в это время перевели на новое место службы в гор. Щадринск, а старшего сына забрали в армию. Славик сказал, что в Шадринск мы не переедем, папа вернется обратно в Чебаркуль. А когда мы со Славой остались вдвоем, то он мне поведал, что видит все внутренние органы людей и знает, о чем люди думают, что он видит все заболевания в самом начале и, оказывается, в школе он уже некоторым детям помог. Он сказал, что знает мысли нашего президента, американского президента, да и вообще мысли всех людей знает: где, какие ядерные ракеты стоят и сколько, что секретов для него на земле совершенно нет. Ему в это время было восемь лет. Молва о Славике разошлась очень быстро. В один из вечеров к нам в квартиру пришла местная чернокнижница со своей родственницей — запугивать нас. Говорила разными голосами, кричала, была очень злая, вспотевшая. Кричала, что Славик плохой, а она святая, что ей это сказала ее книга. Кричала, что Славик не от Бога, потому что от Бога она сама и ей не хочется с ним бороться, так как он ребенок! Недоумевала: «Зачем ребенку дали такую силу?». Говорила, что ничего, мол, не поделаешь, и ей, «бедной», с ним придется бороться, потому что Славик оказался ее врагом. С большим трудом и лишь с помощью пришедшей к нам православной женщины нам удалось их выпроводить. Приходили и из рериховского общества и «культурно» намекали, чтобы Славик больше не говорил о Боге, на что я им ответила, что уже почти в каждой деревне стоят храмы, и там тоже говорят о Боге. Они со мной согласились, но сказали, что все дело в том, что вашему сыну верят реально, за реальные дела! И им, вроде, тоже не хотелось бы бороться с ребенком! На Славика начались нападки со стороны местных колдунов-экстрасенсов. Славик говорил, что видит, как иногда злые духи, столпившись у окна, запугивают его: «Все равно мы тебя угробим! Все равно ты жить не будешь! Или прекращай делать добрые дела и иди к нам (будешь знаменитым экстрасенсом, будешь жить хорошо, и у тебя все будет), или мы тебя угробим!» Славик говорил: «А как они, мамочка, сильно меня матерят! Мамочка, как они матерятся!» Злые духи пугали его на улице. Так, например, однажды вечером мы шли с ним от знакомых. Я обратила внимание на то, что возле одного из домов-пятиэтажек на земле лежит небольшое пушистое и очень черное облако. С удивлением я начала его разглядывать, стараясь, по своей наивности, действовать так, чтобы Славик не заметил его. А когда я подумала, что так в нашей обычной жизни не бывает, это облако, превратившись как бы в дугу, прыгнуло на крышу пятиэтажного дома. Я обрадовалась, что Славик его не увидел, но, когда мы отошли на значительное расстояние от этого места, Славочка меня спрашивает: «Мамочка, ты сильно испугалась?» Я ответила, что просто не поняла сразу, что это такое, а когда догадалась, то не испугалась. Славик сказал: «Молодец, мамочка!». Славик активно «работал Богу» и очень многие люди нашего военного городка пошли в церковь, начали молиться Богу и повели крестить своих детей. Пока Славик был жив, большого нашествия различного рода экстрасенсов не было, а теперь в городке процветает и нагло действует секта «радостея». Славик спокойно реагировал на действия экстрасенсов-колдунов. А однажды я поинтересовалась у него: «Славик, у тебя есть враги?» На что он мне ответил: «Да, мамочка! Есть настоящие враги. Это масоны и последователи Мессинга. Потом, через некоторое время привяжется один католик — в общем-то, неплохой священник, который решил, что он безгрешен. Но один грех у него есть». Однажды мы со Славиком были в одной из церквей на Богослужении. После службы Славик подходит к священнику и спрашивает: «Батюшка, а о чем вы думали во время службы?» Священник на вопрос ничего конкретного не ответил. Тогда Славик еще раз спрашивает его: «О том, как и где корм своим свиньям раздобыть?» Вот этот Божий дар Славику, видимо, был страшен не только колдунам и рериховцам. Были и другие случаи. Всего не расскажешь...
|